Инспектор ливней и снежных бурь - Генри Дэвид Торо

человеке не сидит простак – он один из ангелов ада. По мере того как мы стареем, мы живем грубее, делаем себе небольшие поблажки и в какой-то степени перестаем повиноваться своим лучшим инстинктам. Нужно быть щепетильными до крайности и не обращать внимания на насмешки больших горемык, чем мы сами.

* Игра слов: flat – низина и квартира; bar – отмель и бар. – Примеч. пер.

**Просвещенные (лат).

Ни наша наука, ни даже философия не дают истинной и абсолютной картины мира. Дух фанатизма и ханжества топчет своим копытом небо. В этом легко убедиться, стоит лишь заговорить о том, есть ли жизнь на звездах. Зачем осквернять небо, как мы оскверняем землю? К нашему несчастью, установлено, что доктор Кейн был масоном и сэр Джон Франклин – тоже. Но еще хуже предположение, что в этом-то и кроется причина, почему первый из них отправился на поиски второго. В нашей стране нет ни одного популярного журнала, который бы осмелился поместить на своих страницах без комментариев какую-нибудь детскую мысль о важных предметах. Ее непременно отдадут на суд докторов богословия (а не сословия синиц, как сделал бы я).

Побывав на заупокойной службе по человечеству, перейдем к рассмотрению какого-нибудь явления природы. Для мира даже несмелая мысль похожа на могильщика.

Я, пожалуй, не знаю мыслящего человека, обладающего такими широкими взглядами и настолько свободного от предрассудков, чтобы в его обществе можно было думать вслух. Большинство людей, с которыми вы пытаетесь говорить, вскоре начинают спорить с вами относительно какого-нибудь установления, акционерами которого они, оказывается, являются. Они смотрят на мир со своей колокольни и неспособны взглянуть на него широко. Эти люди постоянно воздвигают свою низенькую крышу с узким оконцем между вами и небом, когда хочется смотреть на небо без всяких преград. Прочь с дороги вместе с вашей паутиной! Вымойте окна! – говорю им я. Я слышал, что советы кураторов некоторых лицеев проголосовали за запрещение лекций о религии. Но как узнать, что для них религия и когда я приближаюсь к запретной теме, а когда удаляюсь от нее? Я затронул эту тему и постарался честно рассказать о моем религиозном опыте, но слушатели даже не поняли, о чем я говорил. Для них лекция была столь же безобидна, как мечты. Прочитай я им даже жизнеописание самых отъявленных мерзавцев в человеческой истории, они, вполне вероятно, решили бы, что я написал жития отцов церкви. Меня обыкновенно спрашивают, откуда я или куда еду. Но однажды я случайно услышал вопрос, гораздо более уместный, когда один из присутствовавших в зале спросил другого: Зачем он это говорит? Эти слова заставили меня содрогнуться.

Я не могу сказать, не покривив душой, что лучшие люди, которых я знаю, исполнены безмятежности и спокойствия и заключают в себе целый мир. Больше всего их занимает соблюдение этикета, они обходительны и более других стремятся произвести впечатление, только и всего. Мы закладываем гранит в фундаменты наших домов и амбаров, строим заборы из камня, но сами не опираемся на гранит истины, этой глубинной и первозданной горной породы. Наши лежни прогнили. Из какого же материала сделан тот человек, который, по нашему мнению, живет не в согласии с самой совершенной и неуловимой истиной? Я часто виню моих хороших знакомых в безмерном легкомыслии, потому что, хотя мы и не говорим друг другу комплиментов, но и не даем уроков честности и искренности, как делают животные, твердости и надежности, как делают скалы. Но вина тут обычно обоюдная, ибо мы, как правило, не требуем друг от друга большего.

Вся эта шумиха вокруг Кошута2, надуманная и столь характерная для нас, – еще одна разновидность политики или танцев. В его честь повсеместно произносились речи, причем каждый оратор выражал мысль – или отсутствие оной – толпы. Никто из них не основывался на истине. Связанные вместе, они, как водится, опирались друг на друга и все -вместе – ни на что. Так индусы ставили мир на слона, слона на черепаху, черепаху на змею, а змею поставить было уже не на что. Единственный плод этой шумной кампании – новый фасон шляп (Kossuth hat).

Вот так пусты и бессмысленны бывают подчас наши разговоры: одна плоскость притягивает другую. Когда жизнь наша перестает быть уединенной и обращенной в думу, разговор вырождается в сплетни. Редко встречаем мы человека, который может сообщить нам новости, взятые не из газет или разговоров с соседом. Большей частью мы отличаемся от своих ближних только тем, что они читали газету или были в гостях, а мы нет. Чем беднее становится наша внутренняя жизнь, тем чаще и со все большим упорством мы ходим на почту. Можете быть уверены: тот бедняга, что уходит с наибольшим количеством писем, гордый своей обширной перепиской, все это время ни разу не написал самому себе.

Мне кажется, прочесть даже одну газету в неделю и то слишком много. Последнее время я это делаю, и у меня такое чувство, словно я живу в чужом краю. Солнце, облака на небе, снег и деревья не говорят мне так много, как раньше. Нельзя быть слугой двух господ. Целого дня сосредоточенного созерцания не хватит, чтобы понять и овладеть богатством дня.

Мы можем стыдиться того, что прочли или услышали за день. Я не знаю, почему мои вести должны быть столь несущественны в сравнении с мечтами и ожиданиями, почему события моей жизни должны быть столь ничтожны. Новости, которые мы слышим, в основном не новы для нашего духа. Они – лишь бесконечное повторение избитых истин. Меня часто подмывает спросить, почему такое значение уделяют какому-то частному событию, ну, например, тому, что через двадцать пять лет вы снова встретили на улице архивариуса Хоббинза. Ну и что же, вы не уступили ему дорогу? Таковы ежедневные новости. Они, похоже, носятся в воздухе, неприметные, как споры, и попадают на какой-нибудь забытый thallus или поверхность нашего ума, которая становится для них почвой, и так начинает развиваться опухоль. Нужно смывать с себя такие новости. Даже если земля наша разлетится на куски, что из того, если при этом самая суть ее останется неизменной? Если мы в здравом уме, то не должны интересоваться такими вещами. Мы живем не для праздных забав. Я не заверну и за угол, чтобы посмотреть, как мир взлетит на воздух.

Возможно, все лето и почти всю осень вы неосознанно избегали газет и новостей, потому что, как теперь стало ясно, утро и вечер были полны вестей для вас, а прогулки – полны неожиданностей. И вы следили не за новостями в Европе, а занимались своим дедом в полях Массачусетса. Если вы живете, двигаетесь, существуете в тонком слое, куда просачиваются вести о событиях, делающих газетные новости (слой тоньше газетного листа, на котором они напечатаны), тогда они заполняют собой ваш мир. Но если вы воспаряете выше или погружаетесь ниже этого слоя, не может быть, чтобы вы помнили или вам напоминали о них. Видеть, как восходит и садится каждый день солнце, устанавливать именно такие отношения между нами и абсолютной истиной – значит сохранить здравый ум. Говорят о народах, а что такое народы? Татары, гунны, китайцы! Они живут роями, как. насекомые. Историки тщетно пытаются запечатлеть их в нашей памяти. Так много народу стало потому, что нет личностей. А ведь именно они – население мира. Любой мыслящий человек может сказать вместе с духом Лодина3:

Смотрю с вышины на народы,

Они кажутся мне прахом,

Моя обитель в облаках приятна,

Тиха просторная опочивальня.

Давайте жить так, чтобы не походить на эскимосов, которых собаки тащат не разбирая дороги, кусая друг друга за уши.

Часто не без содрогания я сознаю опасность того, что чуть не допустил в свой ум подробности какого-нибудь пустячного дела или уличного происшествия. Я с удивлением замечаю, как охотно люди загружают ум этой